Зал судебных заседаний, в представлении многих, — это просторное помещение со строгими дубовыми панелями, чинными рядами кресел, обязательной ковровой дорожкой, желательно красного цвета, горделиво свисающим государственным флагом с благородными складками, чинным судьей в черной мантии и с непременным молоточком, суетливым адвокатом, непреклонным обвинителем, бледным от волнения подсудимым и внимающей публикой. Короче, суд, в представлении тех, кто знаком с ним исключительно по голливудским фильмам, есть оплот демократии, страж законности и вершитель справедливости.
В данном случае все было не так. Или, по крайней мере, не совсем так.
Довольно тесная комната при всем желании не могла вместить более двух десятков зрителей, стены прятались под слоем штукатурки, дорожка отсутствовала, а линолеум на полу вызывал недоумение пестрой расцветкой. Подсудимый сидел за обшарпанным столом, всем своим видом демонстрируя наплевательское отношение к происходящему, а публика, разместившаяся на потертых скамьях, состояла всего лишь из восьми человек, причем половину ее привел сюда отнюдь не интерес к процессу.
За окнами бушевал ливень.
Пожалуй, лишь судья, пятидесятитрехлетний Джереми Уинстон, соответствовал закрепившемуся в сознании киношному образу.
— Итак, мистер Ламли, вы себя виновным не признаете. — Отсутствие вопросительной интонации не предвещало подсудимому ничего хорошего.
— А с какой стати? — Мистер Ламли, более известный под именем Джесс Попрыгунчик, двадцатипятилетний блондин в кожаной куртке со зловещей надписью «Убей их всех» и нашивкой, изображающей жутковатого вида костлявую старуху, презрительно фыркнул. — Она сама выскочила на дорогу.
— Девочка шла по переходу, — уточнил судья, — а вы, мистер Ламли, находились в состоянии алкогольного опьянения. Содержание алкоголя в вашей крови на момент происшествия превышало допустимый уровень.
— Подумаешь, хлебнул пивка, а меня тут уже пьяницей выставляют, — проворчал подсудимый. — Да и не сбил я ее, а только слегка задел бампером. Девчонка даже не упала. Ей бы лучше…
— В этом вашей заслуги нет, мистер Ламли, — сурово оборвал его судья. — Вы повели себя совершенно безответственно и трусливо…
Лиза Макбейн опустила голову, пряча зевок, который Джереми Уинстон мог бы счесть неуважением к суду. Происходящее навевало скуку. Впрочем, находилась она здесь отнюдь не по собственной воле, а в силу служебных обязанностей. Поступив полгода назад на работу в местную газету «Стандарт», Лиза получила назначение в отдел новостей и происшествий. Главный редактор и по совместительству совладелец «Стандарта» Саймон Гринслоу был давним другом ее отца, человеком, которого она знала с детства. Разумеется, Лиза не питала иллюзий относительно перспектив — в небольшом городке с населением в пятьдесят тысяч происшествия случались нечасто, так что довольствоваться приходилось мелочью, но она рассчитывала, набравшись опыта за год-полтора, штурмовать настоящие вершины.
Подавив зевок, Лиза подняла голову и виновато огляделась. Сидевший по другую сторону прохода Кен Джессон усмехнулся и покачал головой.
— Не выспалась, Лиззи? Бурная ночка выдалась, а?
Она скорчила гримасу. Кен трудился во второй городской газете, «Мерфи-Лейк ньюс», и был ее прямым и единственным конкурентом, что и определяло характер их отношений. Конкуренция, впрочем, никогда не переходила границы приличий. Поначалу Кен пытался взять на себя роль наставника, покровителя, но Лиза быстро дала понять, что играть по его правилам не будет. Иногда они пикировались, даже поругивались, но каждый раз, поостыв, делали шаг навстречу друг другу.
— Приглашаю на ланч после заседания, — прошептал Кен. — Надеюсь, в нашем захолустье не случилось чего-то такого, что помешает нам выпить по чашечке кофе.
Лиза пожала плечами. Она прожила в Мерфи-Лейк всю свою жизнь, то есть двадцать шесть лет, и за это время размеренное существование городка нарушило лишь убийство мэра, имевшее место пять лет назад. Преступление осталось нераскрытым, и эта тема до сих пор поднималась как соперничающими изданиями, так и горожанами в жаркие летние или унылые зимние месяцы, когда о чем-то другом писать и говорить становилось абсолютно нечего.
— А ты сегодня хорошо выглядишь, — прокомментировал Кен. — По какому случаю? Уж не появился ли на горизонте некий объект, достойный твоего внимания? Может, к нам Джонни Депп пожаловал? Или какой-нибудь русский притащил свои грязные миллионы, чтобы открыть здесь нелегальное казино, а то и подпольный бордель? Я бы…
Договорить Кен не успел. Судья Уинстон, отвернувшись от подсудимого, вперил в репортера суровый взгляд.
— Мистер Джессон, вы проявляете неуважение к суду. Выношу вам предупреждение. И, если не угомонитесь, мне ничего не останется, как удалить вас из зала заседаний.
— Я буду нем, как сорок четыре мертвеца, — сделав покаянное лицо, пообещал Кен и церемонно поклонился. — Честное скаутское.
— И оставьте ваши шуточки, — добавил Уинстон и посмотрел на Лизу. — А вы, мисс Макбейн, перестаньте строить глазки мистеру Джессону. Не забывайте, жители Мерфи-Лейка ждут от вас другого.
Лиза открыла было рот, чтобы выразить если не возмущение, то хотя бы недоумение — Кен никогда не вызывал у нее желания строить ему глазки, — но вовремя осеклась. Судья славился крутым нравом, а портить с ним отношения было совсем не в ее интересах.
— Хорошо, ваша честь.